Такой массовый приток денег в регион за короткий период, на ваш взгляд, имел какие-то негативные последствия? Вытеснение бургундских семей крупным бизнесом, например? Цена на гектар виноградника, как мы знаем, превышает всякие разумные пределы.
— Это может случиться. Но удивительно, насколько редки такие истории. Наверное вам известно, как устроена система наследования во Франции, когда каждый из детей по закону получает равные части каждого объекта имущества? В случае с Буругндией, это приводило к бесконечно мелкому дроблению. Если у вас 4 виноградника и 4 наследника, то каждый из ваших детей получит не по одному винограднику, а по ¼ на каждом из 4 виноградников. Бургундцы научились с этим справляться. Они начали создавать семейные компании, ставшие владельцами виноградников. Каждый из членов семьи стал владельцем определенной доли семейной компании. Виноградники остаются неделимыми, но количество собственников растёт.
В итоге, через два поколения возникает новая ситуация, когда виноградниками владеет куча людей, дяди, тёти, троюродные братья и сёстры, человек 15−20, давно не связанные с виноделием. Приходит инвестор и говорит: я заплачу миллионы долларов за ваше имущество. И конечно, это большой соблазн для членов семьи, которые вместо того, чтобы каждый год получать некоторую сумму дивидендов, могут в одночасье изменить свою жизнь, стать богачами. И такие случаи в Бургундии есть. Но поразительно, что их не так-то много. Кого мы можем назвать? Domaine Bonneau du Martray, Clos de Tart. С Domaine des Lambrays немного другая история, сторонние инвесторы там появились ещё давно, а у семейной пары не было наследников. Maison Bouchard сейчас целиком перешел к инвестору, но и они довольно давно впустили чужаков.
Но большинство имён, которые мы знаем и любим — Rousseau, Dujac, Roumier, Méo Camuzet, La Romanée-Conti, Grivot, Lafon, Leflaive — с ними этого не случилось.